Из романа Виктора Пелевина «Священная книга оборотня»
— Ты знаешь сказку про аленький цветочек? Эту сказку записал Сергей Аксаков, — сказал он. — Со слов своей ключницы Пелагеи. Суть такая: красавица попросила отца привезти ей аленький цветочек. Отец нашел его в далеком волшебном саду и сорвал. А сад сторожило страшное чудовище. Оно поймало отца красавицы. И ей пришлось отправиться в плен к чудовищу, чтобы оно отпустило отца. Чудовище было безобразным, но добрым. И она полюбила его, сначала за доброту, а потом вообще. А когда они поцеловались, чары развеялись, и чудовище стало принцем.
— Ага, — сказала я. — Ты хоть понимаешь, о чем это?
дальше >>
— Конечно.
— Да? И о чем же?
— О том, что любовь побеждает все.
Я засмеялась. Все-таки он был забавный. Наверно, завалил нескольких быков, заказал какого-нибудь банкира, а теперь с обычной человеческой самонадеянностью считает себя чудовищем. И думает, что любовь его спасет. Он взял меня под руку и повел к футуристическому дивану, стоявшему между двух рощиц из карликовых деревьев-бонсай с крохотными беседками, мостиками и даже водопадами.
— Почему ты смеешься? — спросил он.
— Это одна из тех сказок, которые отражают ужас и боль первого женского сексуального опыта, — сказала я. — Таких историй много, а та, про которую ты рассказал — просто классический пример. Это метафора того, как женщина открывает звериную суть мужчины и осознает свою власть над этим зверем. А аленький цветочек, который срывает отец, — настолько буквальный мотив дефлорации, дополненный к тому же темой инцеста, что мне трудно поверить, будто эту сказку рассказала какая-то ключница. Ее скорее всего сочинил венский аспирант прошлого века, чтобы проиллюстрировать дипломную работу. Придумал и сказку, и ключницу Пелагею, и писателя Аксакова. Кто такая ключница? Женщина, сжимающая в руке ключ… Даже не просто ключ, кольцо, на котором висят ключи. Надо ли объяснять?
За то время, пока я говорила, он заметно помрачнел.
— Где ты этого набралась? — спросил он.
— Это трюизмы. Их все знают.
— И ты в них веришь?
— Во что?
— В то, что эта сказка не о том, как любовь побеждает все на свете, а о том, как дефекация осознает свою власть над инцестом?
— Дефлорация, — поправила я.
— Не важно. Ты действительно так считаешь?
Я задумалась.
— Я… Я никак не считаю. Просто таков современный дискурс сказок.
— И что, когда тебе дают аленький цветочек, ты из-за этого дискурса считаешь его символом дефекации и инцеста?
— Ну зачем ты так, — ответила я чуть растерянно. — Когда мне дают аленький цветочек, мне… Мне просто приятно.
— Слава богу, — сказал он. — А что касается современного дискурса, то его давно пора забить осиновым колом назад в ту кокаиново-амфетаминовую задницу, которая его породила.
Такого энергичного обобщения я не ожидала.
— Почему?
— Чтобы он не поганил наш аленький цветочек.
— Так, — сказала я, — насчет кокаина я понимаю. Это ты о докторе Фрейде. Верно, был за ним такой грешок.
Наверх