Из романа Виктора Пелевина «Смотритель»
Я почувствовал себя цветком, вернее — растением, у которого есть цветок. И это было странно, так странно… Раньше я считал цветок чем-то вроде головы. Но все обстояло с точностью до наоборот. Моей головой оказался корень — он вгрызался в неподатливую реальность, где были пища и вода. Я как бы ввинчивался головой в темноту, в сгущение бесчисленных смертей, сделавших мою жизнь возможной. Корень пытался добраться до смысла жизни, до самого центра ее темной сути… в которой я своим человеческим умом с изумлением опознал силу тяжести (верх и низ для растения оказались перевернутыми — оно как бы росло корнем вверх, свесив зеленый хвост вниз).
дальше >>
Сам же цветок со своими благоухающими лепестками и тычинками был подобием вывешенных в пустоту гениталий, содрогавшихся то в наслаждении, то в тревоге: из этой солнечной пропасти рано или поздно приходил приказ умереть.
Но в корне не было ничего, что знало про цветок, а в цветке не было ничего, что знало про корень. Знал я.
Мне вдруг показалось, что все, принимаемое нами за высокие смыслы, ради которых стоит жить, — это такая же перевернутая сила тяжести, безжалостно прессующая в компост живших прежде, нас — и тех, кто придет следом… Но наваждение, к счастью, прошло.
Я с удовольствием отвесил бы здесь какую-нибудь поэтическую глупость вроде того, что мне больше понравилось быть цветком, чем человеком. Но цветку не было лучше, чем мне. Совсем. В его мире просто не существовало «лучше» и «хуже». Ему даже не надо было быть — Гамлет из подсолнуха не выел бы.
Я не мог сравнить себя с цветком. «Я» мог быть только «собой». Но какая это тягостная ноша, я понял, лишь ощутив легкое бремя цветка.
Наверх